Прототипом сюжета «драматической поэмы» «Дон Жуан» послужила для А. К. Толстого первая версия этой повести, принадлежащая знаменитому испанцу Тирсо де Молине. Вольно или невольно Толстой наделил своего единственного «испанского героя» чертами героев русской литературы, «лишних людей»: Онегина, Печорина, пушкинского Фауста... Отголоски, почти цитаты из пушкинских, лермонтовских исповедей, прозрений... А разговор Дон Жуана о Боге с мавром Боабдилом — это по существу разговор Ивана Карамазова со Смердяковым: еще один «русский мотив» в «испанской пьесе» графа Толстого. Стихи пьесы, являющие собой пленительную поэзию, звучат как обыденная речь (напоминает, и не только при этом, «Горе от ума»), а смысл, который вложил в них автор, оказывается таким современным во все времена ведь времена, пусть и меняются, конечно, но в чем-то остаются неизменными.